Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода.
В первые месяцы блокады от осколка снаряда погиб знаток эфиромасличных культур Вульф.
В январе за своим письменным столом умер специалист по арахису Щукин.
От истощения умер заведующий лабораторией лекарственных трав Крейер.
После смерти специалиста по рису Иванова сотрудники нашли в его комнате тысячи пакетов с зерном, сам он умер от истощения.
Умерла от холода хранитель овса Родина.
Собранная Николаем Ивановичем Вавиловым и его сотрудниками в ходе экспедиций по всему миру коллекция на момент начала войны насчитывала 250 тысяч образцов и являлась уникальной, самой богатой из существующих.
«Все, что хранится в институте — это не просто коллекция, не просто гербарий, а живые семена, которые нужно периодически восстанавливать. Естественно, какая-то часть коллекции должна была быть восстановлена в 1941-м году. Так, нужно было восстанавливать большую часть коллекции картофеля, который еще до войны в мае месяце высадили в Павловске на Павловской опытной станции ВИР. Картошку, как известно, у нас убирают в конце августа-начале сентября, однако уже к началу августа немцы подошли к Ленинграду. В середине августа коллекция картофеля была выкопана, и сотрудники, отвечавшие за нее, вместе с отступающими солдатами на военных грузовиках доставили коллекцию в институт» — говорит Игорь Лоскутов, доктор биологических наук, заведующий отделом Всероссийского института генетических ресурсов растений имени Н. И. Вавилова, преемника героического Всесоюзного НИИ растениеводства.
Еще до того, как блокадное кольцо замкнулось вокруг Ленинграда, был принят указ об эвакуации заводов и институтов из города — в их числе был и Всесоюзный институт растениеводства, который планировалось отправить на Красноуфимскую опытную станцию, неподалеку от Свердловска на Урале. В течение лета и до глубокой осени сотрудники НИИ готовили коллекцию к эвакуации.
Ее предполагалось вывозить двумя партиями: первую — в вещевых мешках сотрудников; вторую — в ящиках, каждый по 100 тысяч образцов общим весом около 5 тонн, под которые был выделен железнодорожный вагон. Правда, до места семена так и не доехали — помешал град артиллерии.
«Полгода идет война. В Ленинграде положение тяжелое. Сто двадцать пять граммов черного хлеба, без круп и мяса, не могут утолить голод. Правда, продукты уже идут, они лежат грудами на той стороне Ладожского озера. Грузовики не успевают их перевозить по льду. В первую очередь надо перебросить патроны, снаряды, бензин и солярку. Многие ленинградцы уже пухнут от голода. Кто не имел домашних припасов, обессилели, едва волочат ноги. Их поддерживает только надежда, что скоро блокада будет прорвана и по северной железной дороге пойдут поезда», — писал в своем дневнике один из ученых-свидетелей блокады выдающийся физик Петр Капица 22 декабря 1941 года. В таких же условиях находились и сотрудники НИИ растениеводства.
Февраль 1942. Ладожское озеро. Ледяной плен. Указ об эвакуации сотрудников остался, а, значит, нужно было выполнять. Многие были сильно истощены, некоторые так и не доехали до Большой земли. Практически все сотрудники увозили с собой небольшую часть коллекции, кто с чем работал.
По некоторым данным, из 250 тысяч образцов около тысячи были вывезены в Красноуфимск для сохранения коллекции и продолжения исследований; часть была перевезена самолетом.
Перед теми, кто остался в Ленинграде, стояла важнейшая задача — любыми усилиями сохранить остатки коллекции. Не зная ни сна, ни усталости, они дежурили круглые сутки, сменами по 3-4 человека.
«Приходилось охранять клубни от крыс, мороза и от голодающих людей. Для большей надежности я стал пломбировать подвал, закрывать его на три различных замка. Дверь обил железом. Однако, мелких хищений избежать не удалось. Дважды в день, несмотря на сильное истощение, добирался я из дома на улице Некрасова, где жил, до Исаакиевской площади, где хранилась коллекция. Каждый рейс в одну сторону занимал около полутора часов. Зима 1941-1942 года отличалась исключительной суровостью. В подвал с коллекцией картофеля отовсюду забирался мороз. Приходилось ежедневно топить печь. Дрова я доставал всюду, где можно было. Раз в неделю комендант ВИРа снабжала меня вязанкой дров. Во всяком случае, ниже нуля температура в помещении ни разу не опускалась», — так описывал события блокадной зимы и Вадим Степанович Лехнович, сотрудник НИИ и ближайший соратник Николая Ивановича Вавилова.
Все меньше сил остается у работников Вавиловского института, но даже тогда они не прекращали свою научную деятельность — ученые анализировали данные прошлых лет, разрабатывали новые схемы посева и взращивания сельскохозяйственных культур в восточных регионах страны — тех регионах, куда война еще не успела пустить свои корни.
Тяжелее всего было сохранить коллекцию картофеля. Клубни складывали в небольшом подвальном помещении и каждый день топили там буржуйку, стараясь поддерживать в зимние месяцы хотя бы нулевую температуру.
Конечно, далеко не все образцы удалось спасти. Но каких масштабов были бы потери, если бы ученые НИИ растениеводства опустили руки!
Уже в конце 1943 года стали возвращаться эвакуированные сотрудники, началась ревизия сохраненной коллекции и приведение ее в порядок для дальнейших исследований. Наша страна получила надежду на сытое будущее.
«Ходить было трудно... Да, невыносимо трудно было вставать, руками - ногами двигать... А не съесть коллекцию — трудно не было. Нисколько! Потому что съесть ее было невозможно. Дело всей жизни, дело жизни своих товарищей...» — из воспоминаний хранителя картофеля Вадима Степановича Лехновича.
Над материалом работали: Елизавета Сугоняева, Рейна Новикова, Наталья Шакирова, Александра Гурьева, Ирина Лутцева
Свежие комментарии